История государства Российского - Страница 676


К оглавлению

676

Никем не тревожимый в Калуге и до времени нужный Сигизмунду как пугалище для Москвы, Самозванец, имея тысяч пять Козаков, Татар и Россиян, еще грозил и Москве и Сигизмунду, мучил Ляхов, захватываемых его шайками в разъездах, и говорил: "Христиане мне изменили: итак, обращусь к Магометанам; с ними завоюю Россию, или не оставлю в ней камня на камне: доколе я жив, ей не знать покоя". Он думал, как пишут, удалиться в Астрахань, призвать к себе всех Донцов и Ногаев, основать там новую Державу и заключить братский союз с Турками! Между тем веселился, безумствовал и, хваляся дружбою Магометан, то ласкал, то казнил их, на свою гибель. Судьба его решилась незапно. Хан или Царь касимовский Ураз-Магмет во время Лжедимитриева бегства из Тушина не пристал ни к Ляхам, ни к Россиянам, и с новым усердием явился к нему в Калуге: но сын Ханский донес, что отец его мыслит тайно уехать в Москву, - и Лжедимитрий, без всякого исследования, велел палачам своим Михайлу Бутурлину и Михневу умертвить несчастного Ураз-Магмета и кинуть в Оку; а Князя Ногайского Петра Араслана Урусова, хотевшего мстить сыну-клеветнику, посадил в темницу. Чрез несколько дней освобожденный и снова ласкаемый Самозванцем, Араслан уже пылал злобою непримиримою и, выехав с ним на охоту (Декабря 11), в месте уединенном прострелил его насквозь пулею, сказав: "я научу тебя топить Ханов и сажать Мурз в темницу", отсек ему голову и с Ногаями ушел в Тавриду, прославив себя злодейским истреблением злодея, который едва не овладел обширнейшим Царством в мире, к стыду России не имев ничего, кроме подлой души и безумной дерзости.

С вестию о сем убийстве прискакал в Калугу шут Лжедимитриев, Кошелев, быв свидетелем оного. Сделалось страшное смятение. Ударили в набат. Марина отчаянная, полунагая, ночью с зажженным факелом бегала из улицы в улицу, требуя мести - и к утру не осталось ни единого Татарина живого в Калуге: их всех, хотя и невинных в Араслановом деле, безжалостно умертвили Козаки и граждане. Обезглавленный труп Лжедимитриев с честию предали земле в Соборной церкви, и Марина, в отчаянии не теряя ни ума, ни властолюбия, немедленно объявила себя беременною; немедленно и родила... сына, торжественно крещенного и названного Царевичем Иоанном, к живейшему удовольствию народа. Готовился новый обман; но Россияне чиновные, которые еще находились между последними клевретами Самозванца: Князь Дмитрий Трубецкой, Черкасский, Бутурлин, Микулин и другие, уже не хотели служить ни срамной вдове двух обманщиков, ни ее сыну, действительному или мнимому; целовали крест Государю законному, тому, кто волею Божиею и всенародною утвердится на Московском престоле; дали знать о сем Думе Боярской; овладели Калугою и взяли Марину под стражу.

Россия, казалось, ждала только сего происшествия, чтобы единодушным движением явить себя еще не мертвою для чувств благородных: любви к отечеству и к независимости Государственной. Что может народ в крайности уничижения без Вождей смелых и решительных? Два мужа, избранные Провидением начать великое дело... и быть жертвою оного, бодрствовали за Россию: один старец ветхий, но адамант Церкви и Государства - Патриарх Ермоген; другой, крепкий мышцею и духом, стремительный на пути закона и беззакония - Ляпунов Рязанский. Первому надлежало увенчать свою добродетель: второму примириться с добродетелию. Ляпунов враждовал, Ермоген усердствовал несчастному Шуйскому: новые бедствия отечества согласили их. Оба, уступив силе, признали Владислава, но с условием - и не безмолвствовали, когда, нарушая договор, Гетман овладел столицею. Сигизмунд давал указы от своего имени и громил Смоленск, а Ляхи злодействовали в мнимом Владиславовом Царстве. Ляпунов знал все, что делалось в Королевском стане, где находился его брат в числе Дворян с Филаретом и Голицыным. Сей человек дерзкий и лукавый - известный Захария, один из главных виновников Василиева низвержения, в личине изменника пировал с Вельможными Панами, грубо смеялся над Послами, винил их в упрямстве, но обманывал Ляхов: наблюдал, выведывал и тайно сносился с братом, как ревностный противник Владиславова Царствования. Так и некоторые из Послов, светские и духовные, лицемерно изъявляли доброжелательство к Сигизмунду и были милостиво уволены им в Москву, обещая содействовать в ней его видам: Думный Дворянин Сукин, Дьяк Васильев, Архимандрит Евфимий и Келарь Аврамий; но возвратились единственно для того, чтобы огласить в столице и в России вероломство Гетманово или Сигизмундово. Уже Ермоген в искренних беседах с людьми надежными, Ляпунов в переписке с Духовенством и чиновниками областей, убеждал их не терпеть насилия иноплеменников. Убеждения действовали, негодование возрастало - и как скоро услышали Москвитяне о смерти Лжедимитрия, страшилища для их воображения, то, радуясь и славя Бога, вдруг заговорили смело о необходимости соединиться душами и головами для изгнания Ляхов. Тщетно Сигизмунд - уже знав, вероятно, о гибели Самозванца и лишась предлога оставаться в России, будто бы для его истребления - писал (от 13 Декабря) к Боярам, что "Владислав скоро будет в Москву, а войско Королевское идет против Калужского злодея": Россия уже не хотела Владислава! Дума, в своем ответе, благодарила Сигизмунда за милость, требуя однако ж скорости и прибавляя, что Россияне уже не могут терпеть сиротства, будучи стадом без пастыря или великим зверем без главы, но Патриарх, удостоверенный в единомыслии добрых граждан, объявил торжественно, что Владиславу не Царствовать, если не крестится в нашу Веру и не вышлет всех Ляхов из Державы Московской. Ермоген сказал: столица и Государство повторили. Уже не довольствовались ропотом. Москва, под саблею Ляхов, еще не двигалась, ожидая часа; но в пределах соседственных блеснули мечи и копья: начали вооружаться. Город сносился с городом; писали и наказывали друг к другу словесно, что пришло время стать за Веру и Государство. Особенное действие имели две грамоты, всюду разосланные из Москвы: одна к ее жителям от уездных Смолян, другая от Москвитян ко всем Россиянам. Смоляне писали: "Обольщенные Королем, мы ему не противились. Что же видим? гибель душевную и телесную. Святые церкви разорены; ближние наши в могиле или в узах. Хотите ли такой же доли? Вы ждете Владислава и служите Ляхам, угождая извергам, Салтыкову и Андронову; но Польша и Литва не уступят своего будущего Венценосца вам, ославленным изменами. Нет, Король и Сейм, долго думав, решились взять Россию без условий, вывести ее лучших граждан и господствовать в ней над развалинами. Восстаньте, доколе вы еще вместе и не в узах; поднимите и другие области, да спасутся души и Царство! Знаете, что делается в Смоленске: там горсть верных стоит неуклонно под щитом Богоматери и разит сонмы иноплеменников!" Москвитяне писали к братьям во все города: "Не слухом слышим, а глазами видим бедствие неизглаголанное. Заклинаем вас именем Судии живых и мертвых: восстаньте и к нам спешите! Здесь корень Царства, здесь знамя отечества, здесь Богоматерь, изображенная евангелистом Лукою; здесь светильники и хранители Церкви, Митрополиты Петр, Алексий, Иона! Известны виновники ужаса, предатели студные: к счастию, их мало; не многие идут во след Салтыкову и Андронову - а за нас Бог, и все добрые с нами, хотя и не явно до времени: Святейший Патриарх Ермоген, прямый учитель, прямый наставник, и все Христиане истинные! Дадите ли нас в плен и в Латинство?" - Кроме Рязани, Владимир, Суздаль, Нижний, Романов, Ярославль, Кострома, Вологда ополчились усердно, для избавления Москвы от Ляхов, по мысли Ляпунова и благословению Ермогена.

676