История государства Российского - Страница 496

496

[1579 г.] Сей опасный враг, изъявляя нам миролюбие, в то же время предлагал Варшавскому Сейму необходимость утвердить оружием безопасность Государства. "Имеем двух злых неприятелей, - сказал он: - Крымцы жгут, Россияне берут наши владения. Идти ли на обоих вместе? или с кого начать?" Уже присутствие великого мужа одушевляло Вельмож и Дворянство ревностию ко благу отечества: Баторий знал худо язык, но твердо историю Литвы и Польши; исчислил земли, отнятые у них Россиею; винил слабость Королей, льстил народному самолюбию, указывал на меч свой и слушал рассуждения Сейма. "Таврида, - говорили Паны, - зависит от Султана: наступательная война с нею может раздражить его; когда мы будем в Тавриде, Оттоманы будут в Польше. И что корысти? Сей дикий неприятель всегда грабит и всегда беден. Лучше до времени искать мира с Ханом. - Государство Московское велико и сильно: тем славнее победа! Оно цветет изобилием природы и торговлею: тем более добычи!" Решили единогласно воевать Россию; велели собирать многочисленное войско; обременили неслыханными дотоле налогами владельцев и граждан: никто не противился; вооружались и платили с чувством или с видом усердия. Не обольщая себя излишнею надеждою на собственные силы, Баторий требовал вспоможения от других Держав, от Султана и Папы! Желая снискать особенное благоволение первого, он не усомнился нарушить святую обязанность чести: ибо думал, что совесть должна молчать в Политике, и что государственная выгода есть главный закон для Государя. В самое то время, когда Стефан везде искал мира и союза, чтобы усильно действовать против нас, бедный Козак Днепровский, родом Волох, славный наездник и силач (одною рукою ломавший надвое подкову и для сего прозванный Подковою), умел с толпою бродяг нечаянно завоевать Валахию, где властвовал присяжник Султанский, друг Баториев, Господарь Петр. Оскорбленный таким успехом дерзости, Стефан послал войско изгнать хищника. Но мужественный Козак, Воеводами и словом Батория удостоверенный в личной безопасности, сдался им добровольно. Что же сделал Король? Велел отсечь ему голову в угодность Султану и в присутствии его посла, сказав Вельможам: "для народного права не раздражу сильного, ко вреду Государства!" Сие вероломство доставило Баторию одну ласку Амуратову: умный Визирь Махмет сказал Послам Стефановым в Цареграде: "Желаем Королю славы и победы; возможно, хотя и нелегко одолеть Царя Московского, коего один Султан превосходит грозою". Папа обещал Баторию ходатайствовать за него во всех кабинетах Европы и прислал меч с благословением, а Курфирст Бранденбургский несколько пушек. Король Датский, тайно доброхотствуя врагу нашему, колебался, ждал следствия; но Шведский немедленно заключил с ним оборонительный и наступательный союз. Хан требовал даров от Литвы и получил их с условием содействовать ей в войне Российской. Из Трансильвании шла к Стефану его старая, опытная дружина, из земли Немецкой рать наемная. Еще недоставало доходов государственных для всех воинских издержек: он умерил расходы двора; сыпал в казну собственное золото и серебро; занимал, где мог; осматривал, учил войско; готовил съестные припасы - и как бы еще имея много свободного времени, учреждал новые судилища, давал новые уставы государственные, льстил Дворянству, утверждал власть Королевскую.

В сих обстоятельствах прибыли к нему Послы Иоанновы, Карпов и Головин, с мирною грамотою. Чиновники Королевские долго задерживали их в пути; спорили с ними о титуле обоих Государей; отвергали пустое имя соседа, кое Царь давал Баторию; хотел равенства; не таили, что договор, написанный в Москве, останется без исполнения. Встретили Послов с честию; но Баторий, сидя на троне величаво, не хотел для них встать, ни спросить о здравии Царя и равнодушный к их неудовольствию, велел сказать им, что они могут идти вон из дворца и ехать назад; что Литовский гонец доставит Иоанну ответ Королевский. Послы уехали, и вслед за ними Король выступил с войском, отправив чиновника Лопатинского с письмом в Москву.

Но Иоанна уже не было в столице. Зная, что происходило на Сейме Варшавском - долго не имея вести от Карпова и Головина - слыша о сильном, беспримерном вооружении Литвы и Польши, он сам не терял времени: в общем Совете Бояр и Духовенства объявил что настала година великого кровопролития, что он, прося милости Божией, идет на дело отечественное и свое, на землю Немецкую и Литовскую; двинул все полки к западу; расписал им пути и места; оставляв войско в осьмидесяти городах для их обороны, на берегах Волги, Дона, Оки, Днепра, Двины, указал соединиться главным силам в Новегороде и Пскове, Европейским и Азиатским: кроме Россиян, Князья Черкесские, Шевкалские, Мордовские, Ногайские, Царевичи и Мурзы древней Золотой Орды, Казанской, Астраханской, день и ночь шли к Ильменю и Пейпусу. Дороги заперлися пехотою и конницею. Зима, весна, часть лета миновали в сих движениях. Наконец, поручив Москву Князю Андрею Петровичу Куракину, взяв с собою всех Бояр, Думных Дворян, множество Дьяков для воинских и государственных дел, Царь в июле выехал из столицы в Новгород, где все Воеводы ждали его дальнейших повелений. Туда прибыли к Иоанну и наши Послы из Литвы с донесением, что Баторий, отвергну перемирную грамоту, идет на Россию; что у него сорок тысяч воинов, но что сие число умножается подходящими дружинами из Трансильвании, из Немецкой земли и Литовскою вольницею. Вот сила неприятеля, замышлявшего потоптать Россию! А Царь в одном своем особенном полку имел сорок тысяч; Дворян, Детей Боярских, стрельцов, Козаков, сверх главной Новогородской, сверх Псковской рати, под начальством Великого Князя Тверского Симеона Бекбулатовича, Князей Ивана Мстиславского, Шуйских, Ногтева, Трубецкого и многих иных Воевод. Одно слово Иоанново могло бы устремить сию громаду на Литву, где народ и Дворянство не весьма благоприятствовали воинственным замыслам Стефановым, внутренно желая мира с Россиею и где вопль ужаса раздался бы от Двины до Буга. Но тени Шуйского, Серебряного, Воротынского мечтались воображению Иоаннову, среди могил Новогородских, исполненных жертвами его гнева: он не верил усердию Воевод своих, ни самого народа; доверенность свойственна только совести чистой. Изгубив Героев, Царь в сие время щадил Воевод недостойных: Князья Иван Голицын, Палицкий, Федор Шереметев, запечатленные стыдом Венденского бегства, снова начальствовали в рати! Видя опасную войну пред собою, он не смел казнить их, чтобы другие, им подобные, не изменили ему и не ушли к Баторию! Думая так о своих Полководцах, Иоанн считал медленность, нерешительность благоразумием; хотел угрожать неприятелю только числом собранного войска; еще надеялся на мир, или ждал крайней необходимости действовать мечем - и дождался! Узнав, что Баториев чиновник Лопатинский едет в Москву, Царь велел остановить его в Дорогобуже. Сей гонец прислал к нему письмо Стефаново, весьма плодовитое, не красноречивое, сухое, но умное. Стефан писал (из Вильны, от 26 Июня), что наша перемирная грамота есть подложная; что Бояре Московские обманом включили в нее статью о Ливонии; что Иоанн, говоря о мире, воюет сию землю Королевскую и выдумал басню о своем происхождении от Кесарей Римских; что Россия беззаконно отняла у Литвы и Новгород, и Северские области, и Смоленск и Полоцк; что Карпов и Головин, ничего не сделав, ничего не сказав, уехали из Кракова; что дальнейшие Посольства будут бесполезны; что он (Стефан) с Божиею помощию решился искать управы оружием. В то же время известили Царя, что Баторий уже в пределах России.

496